• Zero tolerance mode in effect!

Рассказы

https://hydrok.livejournal.com/460633.html

Называется - 'Чувство юмора'
=======
'Однажды попали мы на острове Айон, это рядом с Певеком там у них, в их знаменитый ветер южак (про это можно в Википедии почитать или, скажем, у прекрасного писателя и хорошего геолога Куваева).
Много что каждый из нас до этого видывал в этих краях.... но вот чтоб такое? Чтоб полуторатонный ботик аки птица чайка пролетел, выброшенный волной и подхваченный ветром, у тебя над головой - и на этом острове почти закончил бы свою сфинкскую финскую спасательную ботиковую жизнь? Надо бы выжить... свои жизни спасать!'
...
 
Свеча горела-почти фантастическая история

https://bavaria510.livejournal.com/50522.html

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно... — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то...
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как го уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел.
Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.
Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем... Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты... — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот... Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий...
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил.
К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.
Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения... По факту утилизирован.... Общественность обеспокоена проявлением... Выпускающая фирма готова понести... Специально созданный комитет постановил...».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От... От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он... как его...
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
- Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети


Борис Пастернак

Зимняя ночь
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
 
...Хемингуэй, Бабель...
Говорит внук Исаака Бабеля, американский режиссер Андрей Малаев-Бабель:
"Бабеля очень трудно праздновать. Всё время всплывает мысль о том, что сделала страна и её руководство с этим писателем. Один американец, пытаясь осмыслить, как такое было возможно, вывел для себя формулу: «Это всё равно что Рузвельт расстрелял бы Хемингуэя». Формулу‑то он вывел, а втиснуть в свой мозг этот сценарий так и не смог, поскольку Рузвельт не мог расстрелять Хемингуэя. Не мог, и всё тут. А у нас — смогли. Поэтому ещё не скоро в Москве будет памятник Бабелю".
 
"Фронтовые зарисовки"

...Кот сошел с ума. Скорее всего - был тяжело контужен близким разрывом.
Он передвигался, мурча и ласкаясь.
Все время.
Он терся о ноги людей.
О патронные ящики.
О гусеницы танков, держащих перекресток.
Довольно крупный кот.
Полусибирский.
Не молодой уже.
- Посмотрите, я же хороший! Поглядите только, какой я ласковый! Я самый-самый добрый кот на свете! Зачем вы так со мной? За что? Я безобидный, старый котик. Что я вам сделал?! Зачем все время этот ужасный грохот? Зачем меня что-то подхватило и швырнуло о бетонную стену? Я не понимаю, что происходит, кто и за что меня наказал, поэтому смотрите все - люди, деревья, танки, Бог - я хороший! Не надо больше такого, прошу вас! Взгляните, разве можно обижать такого ласкового кота?!
...Вот появилась стая в пять крупных дворовых собак, из тех, что бросили эвакуировавшиеся жители Песок.
Кот вышел навстречу и стал ластиться к собакам.
Привставая на задние лапы, старался достать своей головой до морды крупного черного пса...
Обескураженная стая пятилась, а кот шел за ней и мурчал.
... На дамбе рвутся тяжелые мины - сепары обстреливают Пески.
У нас дома всегда жили кошки...

© Александр Мамалуй (Судья снайпер АТО)
 
Тренер по карате, у которого учились драматург Лесь Подервянский и писатель Адольфыч. Эрудит, автор книг и статей, изобретатель, кандидат наук. Подпольный торговец антиквариатом. Член известной преступной группировки «Солохи». Это то, что удалось найти в разных источниках о киевлянине Рудольфе Каценбогене.
На форумах, посвященных восточным единоборствам, его имя упоминается в списках тех, кто в советское время попал за решетку из-за занятий карате.
Документы из архива СБУ сообщают еще одну деталь — якобы Каценбоген был агентом КГБ. Настоящее Время восстанавливает биографию человека, который учил карате cоветскую Украину.

https://www.currenttime.tv/a/karate-kgb-agent/30146593.html


25F61038-73BD-416A-BD61-8961BA0239FF.jpeg
 
Дорога в рай
33381_600.jpg

- Вы - кузнец?
Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
- А стучаться не пробовали? - грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
- Стучаться? Хм... Не пробовала, - ответил голос.
Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент.
- Вы не могли бы выправить мне косу? - женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.
- Всё, да? Конец? - отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.
- Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, - ответила Смерть.
- Логично, - согласился Василий, - не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?
- Выправить косу, - терпеливо повторила Смерть.
- А потом?
- А потом наточить, если это возможно.
Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.
- Это понятно, - кивнул он, - а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать...
- А-а-а... Вы об этом, - плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, - нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете?
- Так я не умер? - незаметно ощупывая себя, спросил кузнец.
- Вам виднее. Как вы себя чувствуете?
- Да вроде нормально.
- Нет тошноты, головокружения, болей?
- Н-н-нет, - прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец.
- В таком случае, вам не о чем беспокоиться, - ответила Смерть и протянула ему косу.
Взяв ее в, моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов.
Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток.
- Вы это... Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! - вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий.
Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену.

***
Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью.
- Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно.
Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе, и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца.
- Что вы сказали? - тихо произнесла она.
- Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое...
- Оружие? Вы сказали оружие?
- Может я не так выразился, просто...
Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали.
- Как ты думаешь, сколько человек я убила? - прошипела она сквозь зубы.
- Я... Я не знаю, - опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий.
- Отвечай! - Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, - сколько?
- Н-не знаю...
- Сколько? - выкрикнула она прямо в лицо кузнецу.
- Да откуда я знаю сколько их было? - пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец.
Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села.
- Значит ты не знаешь, сколько их было? - тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, - а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь?
- Но... А как же?...
- Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, - она ненадолго замолчала, - ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно... Посмотри, что со мной стало!
Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон.

Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца.
- Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? - она сделала шаг в сторону Василия.
- Нет, - сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой.
- Конечно не знаешь, - ухмыльнулась она, - это вы сделали меня такой! Я видела как мать убивает своих детей, я видела как брат убивает брата, я видела как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса...
Глаза Смерти заблестели.
- Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто... - она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, - я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей... Отдай мне мою косу, дурак!

Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской.
- Можно один вопрос? - послышалось сзади.
- Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? - остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она.
- Да.
- Дорога в рай... Она уже давно заросла травой.

©ЧеширКо
 
Дорога в рай
33381_600.jpg

- Вы - кузнец?
Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
- А стучаться не пробовали? - грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
- Стучаться? Хм... Не пробовала, - ответил голос.
Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент.
- Вы не могли бы выправить мне косу? - женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.
- Всё, да? Конец? - отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.
- Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, - ответила Смерть.
- Логично, - согласился Василий, - не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?
- Выправить косу, - терпеливо повторила Смерть.
- А потом?
- А потом наточить, если это возможно.
Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.
- Это понятно, - кивнул он, - а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать...
- А-а-а... Вы об этом, - плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, - нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете?
- Так я не умер? - незаметно ощупывая себя, спросил кузнец.
- Вам виднее. Как вы себя чувствуете?
- Да вроде нормально.
- Нет тошноты, головокружения, болей?
- Н-н-нет, - прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец.
- В таком случае, вам не о чем беспокоиться, - ответила Смерть и протянула ему косу.
Взяв ее в, моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов.
Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток.
- Вы это... Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! - вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий.
Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену.

***
Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью.
- Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно.
Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе, и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца.
- Что вы сказали? - тихо произнесла она.
- Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое...
- Оружие? Вы сказали оружие?
- Может я не так выразился, просто...
Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали.
- Как ты думаешь, сколько человек я убила? - прошипела она сквозь зубы.
- Я... Я не знаю, - опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий.
- Отвечай! - Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, - сколько?
- Н-не знаю...
- Сколько? - выкрикнула она прямо в лицо кузнецу.
- Да откуда я знаю сколько их было? - пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец.
Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села.
- Значит ты не знаешь, сколько их было? - тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, - а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь?
- Но... А как же?...
- Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, - она ненадолго замолчала, - ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно... Посмотри, что со мной стало!
Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон.

Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца.
- Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? - она сделала шаг в сторону Василия.
- Нет, - сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой.
- Конечно не знаешь, - ухмыльнулась она, - это вы сделали меня такой! Я видела как мать убивает своих детей, я видела как брат убивает брата, я видела как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса...
Глаза Смерти заблестели.
- Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто... - она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, - я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей... Отдай мне мою косу, дурак!

Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской.
- Можно один вопрос? - послышалось сзади.
- Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? - остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она.
- Да.
- Дорога в рай... Она уже давно заросла травой.

©ЧеширКо
Сильно
 
Все кошки попадают в рай
... Прохладным утром на заборе сидела серая-серая кошка. Конечно, она была не совсем серая, но гораздо серее, чем могла бы быть. Она серела, а небо было голубым-голубым. А кошка неспешно умывалась и щурилась изредка, глядя на мир янтарным глазом.
«Какие глупые вокруг люди, - думала серая кошка, - они совсем ничего вокруг не видят. Даже своих ангелов – и тех не видят».

Кошка была молодая, ей едва минул год. Но за год она видела многое. И мокрые, заставляющие зябнуть дожди, и окутывающие влагой туманы, и пепелящее шкурку солнце. И даже радугу видела кошка, но только редко появлялась радуга.
Кошка видела людей. Каждый день она видела людей. Они шли на работы, а потом – с работы. Шли гулять, в магазин, в гости и в кино. Шли одни и с детьми, шли, держась за руку и не глядя друг на друга. Они все спешили куда-то, спешили прожить жизнь быстро-быстро-быстро, будто думали, что чего-то не успели в этой жизни.
А за каждым человеком, махая крыльями и укрывая от дождя, солнца или плохих мыслей, летел ангел.

Конечно, кошка видела каждого ангела. Они были разные, как и люди. Были ангелы хмурые, были голубоглазые, а бывали и одинокие ангелы. Те, в которых не верили люди. И этим ангелам было больно-больно, а людям было совсем-совсем всё равно.

- Кыш отсюда, серая! Пошла вон!
В кошку полетел тяжёлый камень. Мяукнув и распуша облезлый хвост, который когда-то был очень пушистым и мягким, сердито, но бессильно сверкнув янтарным глазом на обидчика, кошка спрыгнула с забора.
«Вот всегда так. Кыш, серая. Уйди, страшная. Пошла вон. А кто выкинул меня? Вы, люди, выкинули! А ведь приручаете нас, кошек. А потом – бросаете...»

Когда-то, будучи ещё крохотным пушистым серым комочком, кошка жила в тёплом, пахнущем пряниками и молоком доме. Её поили сливками, гладили по мягкой спинке и ласково называли... ах, как же её тогда называли?
Кошка совсем забыла то имя, но не забыла боль, которую испытала, когда нога человека дала ей пинок, а громкий звук закрывшейся двери стал последним, что связывало её с людьми.
Она не понимала, за что её выбросили, за что так предали. Она ведь любила людей, по-своему, но любила и не предала бы никогда. А сама была для них живой игрушкой, которую так легко было по ненадобности вышвырнуть за дверь.

... Кошка шла и думала, где бы найти хоть что-нибудь поесть. Мыши прятались. Воровать она не любила. Рыться по помойкам не хотела. А в животе уже урчало.
- А ну, брысь!
Кошка мяукнула и нырнула в кусты, а за ней по пятам летел ещё один камень. Не останавливаясь, она бежала и бежала, пока не остановилась где-то далеко от города.
Но кошка была здесь не одна.

Прислонившись к дереву, на мокрой траве, такой же мокрый и грязный, сидел ангел. Крылья его были запачканы, волосы – запутались, а на щеках было то, что люди называли слёзами. Кошка не понимала, почему люди плачут, потому что сама она никогда не плакала. Кошки не умеют плакать.
Почему-то ей стало жалко этого несчастного крылатого. Наверное, и его так же выкинули, как и её когда-то. Почему люди так жестоки к тем, кто их любит? Почему отшвыривают ногой тех, кто бескорыстно предан им?

Кошка подошла ближе и села рядом. Янтарные глаза сощурились.
- Здравствуй. Ты почему плачешь? – спросила она.
Ангел молчал. Только поднял на неё грязно-серого цвета глаза и грустно улыбнулся. Кошка поняла его без слов.
- Бросили? Люди?
- Бросили. Люди.

Неожиданно для себя кошка встала и подошла поближе. Она потёрлась тощим серым боком о руку ангела и заурчала, закрыв глаза. Потом взобралась ему на колени.
- А ты будь моим ангелом.

Пальцы мягко погладили её спинку, почесали за ушком, ласково согревая замёрзшее кошачье сердечко.
- А у кошек бывают ангелы?
- Мы, кошки, сами как ангелы, - важно объяснила серая, тихо урча. – Но нам тоже кто-то нужен.
- Пойдёшь со мной? Или останешься здесь?

Кошка окинула взглядом всё вокруг. Холод, люди, пинки, дождь, голод и одиночество... Ничего хорошего не было в этом мирке для неё. Ничего не держало, никому она не была нужна. И никто не был больше нужен ей.
- Пойду. А ты меня не бросишь?
- Никогда. А ты меня?
- Никогда.

Ангел взял кошку на руки, встал и раскрыл два ставших белыми-белыми крыла.

... – А, смотри-ка, дохлая кошка! – кто-то пнул сапогом холодное тельце. Облезлая шкурка была мокрой и грязной, хвост тонкий, как ниточка.
- Смотри-ка, мёртвая, а улыбается. Разве кошки улыбаются?
- Да шут их знает, кошек! Издохла – туда ей и дорога, меньше будет воровать!
От второго пинка тело серой кошки с янтарными глазами отлетело куда-то в кусты.

Но никто из людей, конечно же, не знал, что кошка не умерла. А ушла туда, куда попадают все-все кошки на свете.
А все-все кошки на свете попадают только в одно место. Имя которому – Рай.

©Kamineko_Kuroshiro
 
Ты беги, беги по радуге...
Стоял холодный осенний день. Ветер шуршал листьями на деревьях, и, покачиваясь под его порывами, они слетали на землю, словно разноцветные лоскутки - желтые, багряные, золотисто-коричневые... В такие дни кажется, что природа словно тоскует об ушедшем лете.

Через парк, звонко "цокая" каблучками сапожек по асфальтовой дорожке, шла девушка лет 20 в белой осенней курточке и джинсах. Длинные темные волосы девушки развевались на ветру, большие серо-голубые глаза смотрели задумчиво и грустно. Вздрогнув от очередного порыва ветра, девушка села на ближайшую скамейку и открыла свою сумочку, чтобы достать перчатки. - Ну, где же они? - пробормотала девушка. Она открыла второе отделение, потом боковые кармашки сумки. Перчаток не было. Вздохнув, Лилия опустила рукава куртки подлиннее, чтобы они закрывали руки, и задумчиво посмотрела вокруг - на хмурое осеннее небо, на листья, которые ветер гонял по дорожке, на неработающие фонтаны и аттракционы. В самом углу парка, возле ограды, вдруг мелькнуло что-то яркое - словно огонек в этот серый безрадостный день. Приглядевшись, Лилия разглядела девочку лет 7 в красной курточке и синих штанишках. Засунув руки в карманы, девушка подошла поближе. Не обращая на нее внимания, девочка сосредоточенно копала землю металлическим совочком. Вспомнив, как делала в детстве "секретики" - закапывала в землю яркие фантики, кусочки цветного стекла и прочую дребедень - Лилия улыбнулась и вдруг заметила, что рядом с девочкой лежит небольшой сверток из серой ткани. Девочка тем временем отложила совочек и посмотрела на девушку снизу вверх. Лицо девочки было печальным, а глаза, как показалось Лилии, заплаканными. - Можно, я присяду? - девочка кивнула, и Лилия опустилась рядом на корточки - скажи, это... - Это мой котенок - прошептала девочка - он чем-то отравился, и... - она развернула сверток, и Лиля увидела маленького рыжего котенка. Вытянувшись на боку, он словно спал спокойным тихим сном... - Твой собственный? - спросила девушка тихо. Девочка кивнула, и ее глаза наполнились слезами. - Не надо - Лилия погладила девочку по голове - он ведь не мучается. Уверена, ему теперь хорошо. Знаешь, у меня тоже была кошка. Красивая, коричнево-белой расцветки. А всего месяц назад... - А где же он теперь? - спросила девочка грустно - Он в раю. Ты слышала про Мост Радуги? - девочка помотала головой, и Лилия, вспоминая, как включила недавно компьютер и на первом же сайте в Интернете прочитала про то, о чем сейчас рассказывала, продолжила почти дословно - На самом краю небосклона есть место, называемое Мостом Радуги. Когда животное умирает, особенно, если оно было кем-то очень любимо, оно попадает туда. Там бескрайние луга с изумрудной травой и холмы, по которым наши четвероногие друзья бегают и играют все вместе. Там много пищи, воды и солнечного света. И там нашим любимцам тепло... там они счастливы... Девочка смотрела на Лилию широко распахнутыми глазами и "ловила" каждое ее слово, а девушка глядела вдаль, вспоминала текст, прочитанный ею, наверное, больше тысячи раз, и говорила, говорила... - И когда вы, наконец, встретитесь, то обниметесь крепко-крепко. И Вы заглянете в преданные глаза своего любимца, так надолго покинувшего Вашу жизнь, но никогда не покидавшего Вашего сердца. - Это сказка? - вдруг спросила девочка - Что? - Лилия посмотрела на девочку - ну... это одна из версий, куда попадают животные после смерти. - Я в сказки не верю - девочка, насупившись, положила сверток в ямку - я уже не маленькая. - А почему ты одна? - спросила Лилия - почему ты не пришла сюда вместе с папой и мамой? Девочка помотала головой. - Это мой котенок - сказала она - я хочу сделать все сама. "Какая самостоятельная малышка" - подумала Лилия и улыбнулась. Вечерело. Под порывами ветра ветка дерева, растущего рядом с домом, то и дело стучала в оконное стекло. Поежившись, Лилия отложила тетрадный листок и подошла к окну. Закрыв форточку, она вернулась на кровать и попыталась продолжить стихотворение, но дело не клеилось - сегодня она не могла придумать ни единой строки. Внезапно вспомнилось, как Бусинка любила лежать на этом одеяле, свернувшись в клубочек. Именно на этом одеяле - стоило постелить другое, и обиженная кошка уходила в соседнюю комнату. Вздохнув, девушка легла на бок и уткнулась лицом в подушку. Слезинка скатилась по ее щеке, но Лилия не заметила этого... Неожиданно по комнате пронесся порыв теплого ветра. Девушка приподняла голову и удивленно заморгала: неподалеку от нее висел в воздухе маленький золотистый огонек. Увидев, что его заметили, он несколько раз облетел комнату по кругу, а потом снова завис в воздухе. Глядя на него, Лилия впервые за последний месяц почувствовала внутри покой и гармонию - от огонька словно исходили теплые умиротворяющие "волны". Улыбнувшись, Лилия потянулась к огоньку, но он отвильнул от ее руки и медленно полетел в сторону двери. Подлетел к девушке, потом снова устремился к дверям. "Он как будто зовет меня за собой..." - мелькнуло у Лилии в голове. Быстро натянув поверх пижамной рубашки куртку, а на ноги джинсы и кроссовки, она открыла дверь. Огонек тут же вылетел из квартиры, потом из подъезда и поплыл вдаль по улице. Мимо домов, через парк, вдоль реки... Лилия шла за ним. Ей совсем не было страшно, наоборот - ее не покидало ощущение, что происходит что-то очень важное и необычное. Наконец огонек остановился. Зависнув в воздухе, он затрепетал, как пламя свечи на ветру, потом вытянулся золотистой искоркой. Испугавшись, что он погаснет, Лилия подошла поближе и вдруг в том месте, куда от огонька падал луч света, увидела прозрачную ступень, блестевшую, как стекло. Приглядевшись, она разглядела и остальные ступени - большая прозрачная лестница, начинаясь от земли, тянулась ввысь, а ее вершина исчезала где-то в облаках. Мимолетно удивившись, что не чувствует никакого страха, девушка поставила ногу на первую ступень. Словно ободряя, огонек закружился над ее головой, разбрызгивая во все стороны сверкающие золотистые искры. ...Вверх, вверх, все дальше и выше! Земля давно уже скрылась из виду, и если бы девушка сейчас оглянулась, то увидела бы далеко-далеко внизу нескончаемую пелену облаков. Потом и они скрылись из виду - вокруг простирался безграничный сине-фиолетовый небесный простор. Огромные яркие звезды, переливающиеся радужные шары, молочно-белые туманности и искрящиеся световые спирали проплывали над головой. Один раз Лилия увидела большущую желтую луну, у которой - девушка могла бы поклясться в этом! - были глаза, нос и приветливая улыбка. Лилия, широко раскрыв глаза от удивления, смотрела на нее. Весело подмигнув девушке, луна поплыла дальше по небесному океану. Спохватившись, Лилия бросилась вверх по ступенькам за огоньком, который летел впереди. Через некоторое время - определить, сколько прошло минут (часов?), было невозможно; казалось, время здесь не движется, - девушка заметила впереди большую световую завесу, похожую на северное сияние, но намного ярче и красочнее. Переливаясь всеми цветами радуги, завеса плавно перетекала из одного цветового оттенка в другой. Золотистый огонек нырнул в радужные волны, как в завесу водопада, и исчез из виду. Собравшись с духом, девушка шагнула за ним. Несколько мгновений все вокруг было заполнено теплым сияющим светом, а потом ее взору открылась равнина с яркой зеленой травой, цветущими деревьями и огромным сияющим солнцем в вышине. А неподалеку... у Лилии перехватило дыхание. В воздухе неподалеку протянулась, словно мост, уходящий куда-то в голубую небесную даль, большая яркая радуга. И везде, насколько хватало глаз, равнина была заполнена животными - они нежились под деревьями, купались в прозрачных озерах, играли друг с другом, порой взбегая прямо на радугу и скатываясь с нее, как с горки. Собаки не лаяли на кошек, а кошки не шипели на собак - гармония и благодать царили вокруг. Опомнившись от первого изумления, Лилия оглянулась и успела заметить, как золотистый огонек, сопровождавший ее всю дорогу, подлетел к радужной завесе и словно растворился в ней, расплывшись в сияющих волнах. "Он сделал то, что от него требовалось" - подумала девушка и села на траву под деревом, наслаждаясь солнечным теплом. Животные поглядывали на нее, иногда подходили и тихонько нюхали. Лилия улыбнулась, и вдруг прямо ей в руки влетел бело-коричневый вихрь, ткнулся мокрым носом в щеку и громко замурлыкал. - Бусинка! - радостно воскликнула Лилия, прижимая к себе кошку. Остальные животные стояли рядом и с интересом смотрели на их встречу. Девушке казалось, что они тоже радуются, такие счастливые мордочки были у них. Улыбаясь, Лилия гладила кошку. - Пойдем домой? - сказала она, глядя в зеленые кошачьи глаза. Бусинка мурлыкнула. В этот момент к ногам девушки подкатился пушистый огненно-рыжий комочек, яростно кусающий красный мячик. Засмеявшись, Лилия отпустила Бусинку и погладила котенка. - Привет, малыш - сказала она весело и запнулась. Подхватила котенка на руки, пригляделась. "Никаких сомнений" - пробормотала Лилия. Вспомнила, как бережно девочка хоронила маленький сверток, и решилась. - Не знаю, можно ли мне забрать тебя - прошептала Лилия - думаю, я могу взять назад свою кошку, не зря же меня привели сюда... а твоя хозяйка так по тебе скучает... возьму и тебя. Вздохнув, Лилия взяла котенка на руки и шагнула в сторону сияющей завесы. Бусинка мяукнула. - Что такое?.. - Лилия повернулась к ней - пойдем, Буся... ой! Прямо перед носом у девушки кружил золотистый огонек. "Ты можешь взять обратно только одно животное" - прозвучал у Лилии в голове гулкий, как звон колокола, голос. Разом погрустнев, девушка опустила котенка на траву и присела на корточки. Погладила Бусинку, вздохнула. - Пожалуйста - сказала она горестно, глядя на огонек - моя кошка... но та девочка... Огонек вытянулся золотистой дугой, и Лилия замолчала. - А когда... - спросила она наконец - моя кошка снова родится на Земле? "Ее очередь еще очень нескоро - прозвучало в ответ - и у этого котенка тоже. Решай скорее, ибо время не ждет." Лилия погладила котенка, потом прижала к себе Бусинку и некоторое время стояла молча. Кошка мурлыкала, грея ее теплым боком. Перед мысленным взором девушки возникло заплаканное личико 7-летней малышки и маленькое рыжее тельце, вытянувшееся на боку. Вздохнув, она погладила свою кошку и бережно опустила ее на землю. "Главное, что тебе здесь хорошо" - прошептала Лилия, взяла на руки котенка и посмотрела на золотистый огонек. "Это было твое решение" - прозвучало в голове Лилии, и все вокруг начало наполняться теплым искрящимся светом. Очертания равнины постепенно таяли... Лилия открыла глаза. "Так это был сон..." - подумала она, садясь на кровати и глядя на знакомые с детства стены со светло-синими обоями, шкаф и заваленный книгами письменный стол. Вздохнув, девушка спустила ноги с кровати, и вдруг совсем рядом раздалось тоненькое мяуканье. Лилия удивленно посмотрела вниз, и лицо ее расплылось в улыбке: у ее ног сидел огненно-рыжий котенок и мяукал, глядя снизу вверх желтыми озорными глазами. Лилия еще немного посидела на кровати, вспоминая события этой удивительной ночи, а потом взяла лист, задумчиво куснула карандаш и через несколько минут, строка за строкой, на бумаге возникло стихотворение: "Ты беги, беги по радуге, зверь, Мягкими лапами переступай, Ты беги легко, ты беги резвей - По тропинке в звериный рай. Ты беги, беги по Радуге, зверь, Горделиво хвост поднимай, Ты беги, беги - для тебя теперь Этот дивный кошачий край. Ты беги, беги по своей стране - У тебя теперь - дел полным-полно... Только иногда приходи ко мне - По ночам посвети мне луной в окно..." "Ты беги, беги по Радуге..." - прошептала Лилия, записав последнюю строку, поставила точку и вздохнула. - Ну что, малыш? - сказала она, поднимаясь и представляя бело-коричневую кошку, бегущую по изумрудно-зеленому лугу, озаряемому солнечным светом - готов вернуться к хозяйке? "А я больше не стану заводить кошек - мысленно сказала себе Лилия - не хочу вообще никого нового, хватит" ...Через несколько месяцев, уже поздней весной, Лилия снова встретила в том же парке счастливую хозяйку новообретенного котенка. Рыжий котенок (впрочем, он уже заметно подрос) умывался, сидя в картонной коробке, а вокруг него, пища, гуляли маленькие котята. - Ой - весело удивилась Лилия - так это кошка? - Ага - улыбнулась девочка - я ее котят раздаю в хорошие руки. У них уже две недели как глаза открылись, вот мы и вышли. Лилия наклонилась, чтобы погладить котят, и вдруг нахмурилась. - А этот не рыжий... - сказала она дрогнувшим голосом - смотри, у него какая шубка красивая... бело-коричневая... - Лилия приподняла котенку мордочку - и глаза зеленые... "Не может быть - подумала девушка - она ведь еще нескоро родиться должна... но..." Лилия взяла бело-коричневого котенка на руки и еще раз внимательно посмотрела на него, а он посмотрел на нее и вдруг сунул мордочку ей под мышку и замурлыкал. - Вы ей понравились - обрадовалась девочка - она вообще-то не очень ласковая... - Да - улыбнулась девушка, прижимая к себе мурлыкающий комочек - знаешь, пожалуй, я... я возьму этого котенка себе.

©Ларионова Ольга
 
Призрачный пёс
101611_600.jpg


Все же есть что-то романтичное в ночной дороге. Садишься за руль, включаешь любимую музыку и мчишь куда-то, раздвигая лучами фар ночную тьму. Весь огромный мир вдруг сужается и превращается в несколько полос, покрытых асфальтом. Кажется, что ничего больше и не существует на этом свете - смотришь по сторонам и не видишь ничего, кроме белых разделительных полос и таких же, как и ты, одиноких путников. Их немного, одни едут навстречу, другие обгоняют тебя или, наоборот, стараются не ускоряться, наслаждаясь ночной дорожной романтикой.

С некоторыми можно даже подружиться на короткое время - не подавая никаких знаков, два автомобиля вдруг начинают держаться друг друга и если один из них отстает, то и второй водитель, сам не зная почему, тоже сбрасывает скорость. Когда же их пути расходятся, оба чувствуют какое-то странное чувство, как будто они уже давно знакомы и им совсем не хочется расставаться. Встречаются на дорогах и неприятели, с которыми не хочется даже просто находиться рядом. Дорога - это целая жизнь. Тебя окружают приятные и не очень приятные люди: одни вежливые, а другие - наглые; одни неторопливые, а другие - быстрые и решительные; с одними хочется быть рядом, от других же хочется поскорее избавиться.

А как приятно после долгого переезда увидеть в темноте огоньки заправки. Они приветливо светятся в ночи и почему-то всегда поднимают настроение. Ты знаешь, что здесь, в этом оазисе, ты сможешь отдохнуть, перекусить и выпить горячего кофе. Наверное, сотни лет назад так же радовались моряки, заметив на горизонте огни долгожданного порта. Дорога - это целая жизнь.

Иван очень любил ночную дорогу. Именно поэтому он решил отправиться к морю со своей девушкой ночью. Катя не возражала, понимая, что дневное путешествие займет гораздо больше времени из-за пробок, созданных толпами желающих погреться на морском побережье. Часы на панели приборов показывали 3:30 утра, а это значило, что до моря они доберутся не раньше, чем к семи часам, что вполне соответствовало их планам.

Иван бросил взгляд на Катю. Она спала, откинувшись на спинку пассажирского сидения и скрестив руки на груди. Иван приглушил музыку и, похлопав себя по щекам, уставился на дорогу. С того момента, как они выехали из дома, прошло уже четыре с половиной часа. Встречных машин было немного, да и попутные встречались довольно редко. Дорога на этом участке пути была довольно однообразной, лишь изредка веселя водителей забавными названиями населенных пунктов, указатели которых стояли перед немногочисленными съездами.

Иван широко зевнул и встряхнул головой. Немного сбросив скорость, он приоткрыл окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Ветер ворвался в салон, заставив Катю недовольно поежиться во сне. Иван на секунду отвел взгляд от дороги, чтобы вытащить с заднего сидения плед и укрыть им девушку. Как только он снова посмотрел вперед, его правая нога тут же перескочила на педаль тормоза, вдавив ее до упора. Когда визг резины об асфальт стих и машина остановилась, побледневшая девушка повернулась к парню.

- Ваня, что случилось? - дрожащим голосом спросила она.
Иван ничего не ответил. Включив заднюю передачу, он зажег фонарь заднего хода, чтобы осветить дорогу позади автомобиля. Несколько секунд он молча вглядывался в зеркало заднего вида, после чего, включив первую передачу, аккуратно съехал на обочину и заглушил двигатель.
- Ваня!
- Все хорошо, не переживай, - как можно спокойнее произнес парень и вышел из машины.
Включив фонарик на телефоне, он пошел по обочине в обратном направлении, освещая дорогу. Постояв некоторое время у места, где на асфальте двумя черными полосами обозначилось место начала его торможения, он вернулся к машине.

- Да что случилось? Ты можешь сказать? - повысила голос девушка.
- Все хорошо, Кать, не переживай. Просто я увидел черного пса.
- Какого еще пса?
- Он стоял на обочине. Большой черный пес. Потом он повернул голову и оскалился, а затем побежал прямо под колеса.
- Господи, ты его сбил?
Девушка закрыла лицо ладонями.
- Нет, - мотнул головой Иван, - я проверил - там никого нет.
- Как это нет? Ты же сам сказал...
- Кать, успокойся. Все хорошо. Никогда не слышала про черного пса?
- Да объясни ты уже нормально, - не выдержала девушка, - я вообще ничего не понимаю!

Иван бросил еще один взгляд в зеркало и повернулся к девушке.
- Я много раз слышал эту историю, но сам ни разу не видел. Многие водители рассказывают о том, что иногда видят ночью большого черного пса. Иногда он бежит по обочине, иногда стоит на дороге или бросается под колеса.
Глаза девушки округлились. Она отстегнула ремень и обернулась, пытаясь рассмотреть кого-то в темноте.
- И ты считаешь это нормальным? - проговорила она. - Ты говоришь мне, чтобы я не беспокоилась, а сам рассказываешь мне историю про какого-то призрачного пса? Скорее поехали отсюда!
- Да не переживай ты, - улыбнулся Иван, - здесь нет никакой мистики, это просто реакция засыпающего мозга. Я не знаю, как это работает, но этот пес - что-то вроде галлюцинации. Водитель еще не спит, а мозг проецирует в реальность образы сна и человеку начинает казаться всякое.
- Ты хочешь сказать, что всем засыпающим водителям снится один и тот же сон? - озираясь по сторонам, спросила Катя.
- Нет, конечно. Одним может стена посреди дороги привидеться, другим - теленок или люди. Возможно, что мозг такими образами пытается взбодрить сознание человека... В общем, сейчас лучше будет, если я немного посплю.
- Нормально... - хмыкнула Катя, - наговорил каких-то страшилок, а теперь спать ляжет.
- Кать, - нахмурился Иван, - страшилки начнутся, когда я усну за рулем, а то, что я рассказал - это всего лишь физиология. Или психология - я не знаю. В общем, сплю минут сорок и едем дальше. Никуда море от нас не убежит.

Девушка осмотрелась по сторонам и, немного успокоившись, снова откинулась на спинку сидения, на всякий случай нажав на кнопку блокировки дверей.
Через несколько минут Иван засопел и уснул, а за ним уснула и Катя.

***
Темный высокий силуэт абсолютно бесшумно двигался по пустынной дороге. Заметив что-то на обочине, он остановился и заинтересованно склонил голову набок. Постояв несколько секунд, о чем-то размышляя, фигура сошла с проезжей части.
- Привет, лохматый! - произнесла она женским голосом. - Опять тебе не спится по ночам?
Услышав этот голос, большой черный пес, сидящий на обочине, оскалился и глухо зарычал.
- Ну ладно тебе, не рычи, - произнес силуэт, но все же замедлил шаг, - я же тебе не враг и ты это сам понимаешь.

Пес снова зарычал, но интонация рыка еле заметно поменялась. Приняв это изменение за разрешение подойти поближе, силуэт остановился около пса и, протянув руку, погладил его по голове.
- Вот видишь, я же ничего плохого тебе не сделала. Чего ты рычишь?
Пес прижал уши и снова оскалился. Темный силуэт тут же одернул руку.
- Не хочешь дружить? Как хочешь. Я навязываться не буду. Ты мне только на один вопрос ответь - зачем тебе это нужно?

Пес лег на землю, вытянув перед собой лапы и жалобно заскулил.
- А... Любишь людей? Ну да, ну да... - задумчиво протянула фигура. - Не хочешь, чтобы они погибали, засыпая за рулем? Что ж, это твое дело. Но ты же понимаешь, что всех все равно не спасешь? Эти остановились, а другие поедут дальше, уснут и попадут в мои руки.

Пес молча положил голову на лапы и тяжело вздохнул. Силуэт склонился над животным и ласково провел рукой по шерсти на его спине.
- Знаешь, я бы поняла тебя, если бы ничего не знала о твоей судьбе. Но, к сожалению, я помню, как все случилось... Скажи мне, пес, зачем ты им помогаешь, если такие же люди, как эти двое, - силуэт махнул рукой в сторону стоящего на обочине автомобиля, - точно такие же люди, как они, сбили тебя в ту ночь и оставили умирать на дороге? Ты мертв, пес. Ты стал призраком. Какое тебе дело до живых людей? Они убили тебя, а ты все также думаешь, что они - твои друзья?

Услышав эти слова, пес поднял голову вверх и жалобно завыл.
- Тише, тише, дружок, - обняв пса за шею и почесывая его за ухом, произнес силуэт, - разве я сказала неправду? Успокойся. Пойдем со мной, нечего тебе здесь делать.
Перестав выть, пес вырвался из ее объятий и, отбежав на несколько метров, как-то обиженно посмотрел на свою собеседницу. Он понимал, что она говорит правду, но не хотел с ней мириться.
- Я знаю, тебе больно слышать эти слова, но это так. Ты помогаешь тем, кто тебя убил, дружок. Зачем тебе это нужно?
Она хотела еще что-то добавить, но вдруг заметила, что поведение пса вдруг изменилось. Навострив уши, он повернул голову в сторону и повел носом. Силуэт тоже втянул воздух и посмотрел на дорогу. Вдалеке показались два огонька фар.

- Ты прав, дружок. Кто-то хочет спать... Ну, этого ты хоть мне оставишь? - спросила она с надеждой в голосе.

Пес зарычал и, не обращая внимания на ее слова, бросился навстречу к приближающейся машине. На этот раз он не прыгнул под колеса, а просто пробежал мимо нее по обочине. Силуэт молча наблюдал за тем, как автомобиль пронесся мимо него, не сбавляя скорости, но через несколько секунд двумя яркими огоньками вспыхнули стоп-сигналы, машина плавно съехала на обочину и остановилась.

Темная фигура покачала головой и бросила взгляд на призрачного пса, который, с чувством выполненного долга приближался к ней, победоносно виляя хвостом.
- Да уж, - хмыкнула она, - собака - друг человека. Даже мертвая. И ничего ты с этим не поделаешь.
Она присела на дорогу и, схватив голову пса двумя руками, заглянула в его глаза.

- Знаешь, дружок... Мне кажется, что далеко не все люди заслуживают такой любви, но ты ее заслуживаешь совершенно точно.

Она ласково погладила призрачного пса по голове, поцеловала в мокрый нос и через мгновение растворилась в темноте.

©ЧеширКо
 
Божий промысел

Планета была пуста и безвидна. Бог печально парил, взирая и не находя. Удушливые бурые облака, и бесконечная водная гладь под ними. "Вода, вода, кругом вода," - подумалось Богу.
Однако перспективы были возможны. Сюда явно стоило вернуться. Бог прикинул, что если уйти на Большой Круг, то за этот срок эволюция всё подготовит, и здесь будет чем заняться. К тому же, по Эйнштейну, полёт займёт не более трёх часов. И Бог улетел на Большой Круг.
Лететь было удобно, и Он со вкусом планировал, как Он раскинет сады, возведёт Храм и даст жизнь народам (так и решил: а дам!).
В этих мыслях время пролетело незаметно, и пора было собираться приступать к сотворению. Бог надел спецовку, подвязал волосы, засучил рукава и бросил взгляд на поприще. А там...
Под голубым небом тянулись сады с побелёнными стволами, на видных местах стояли храмы и где барабанами, где колоколами сзывали людей на службу.
Колокола Богу понравились, а барабаны нет.
 
Флорист, короткое крео

В дверь неистово колотили.

Тщедушный мужичок в очках на минус 10 диоптрий, совдеповской майке и трениках с «отвисшими коленями» скинул с дверей цепочку и открыл замок. В ту же секунду нецензурные крики на лестничной площадке прекратились, дверь распахнулась, и очкарик, получив мощный удар в челюсть, отправился в нокаут.

В квартиру вошли трое бритых налысо ухарей.
- Колян, тащи эту суку в комнату и примотай чем-нибудь к батарее – распорядился «главный», потирая ушибленный кулак. – Макс, а ты включи телек погромче, не люблю в тишине общаться… Да, и притащите кто-нибудь водички, ополоснуть эту мразь, чтоб в чувство пришел. Не рассчитал я удара.
Братва засуетилась. Задохлик был доставлен к батарее. Колян ржал:
- Слышь, братва!.. Бугор, ну ты глянь! Да тут рядом с батареей веревка бельевая! Он прям, типа, готовлся!
- А мож он того… Ну типа мазохист. – подал из ванной голос Макс.
- Ща он у меня некрозоофилом станет… - пообещал Бугор - Будет на том свете с Цербером спариваться, в роли пассива…
- С кем спариваться?..
- Забей, Макс. Воду принес? Лей уже давай.
- Мужик, просыпайся! – встрял Колян, пнув ногой очкарика – Гости пришли. Дорогие.
Через минуту хозяин квартиры, мокрый с ног до головы, оправил свободной рукой очки и с довольной улыбкой пялился на «дорогих гостей».
- Не, братва, ну вы гляньте на эту суку, а?! Он еще осклабился! – негодовал Макс – Ты чё, *идор, не понял еще что попал нипадеццки? Ты ваще встрял, мужик, ты понял, а!
- Спокойно, Макс, спокойно…
- Да ты чё, Бугор, этот козел же…
- СПОКОЙНО, МАКС!! Мы же в гостях… Мужик, тебя как зовут-то?
- Гранцуль я. Флорист.
- Гранцуль? Немец что ли? Или еврей? Впрочем, без разницы. Будешь просто Флористом. Квартирка-то, у тебя, Флорист, приватизированная или как?
- А не скажу.
- Скажешь… Колян, найди-ка нам утюжок. Если документики какие найдешь – тоже сюда неси. А мы пока с Максом телек посмотрим.

Колян вернулся в комнату только минут через 15. Без утюга и с совершенно растерянным выражением лица.
- Слыш, Бугор, странная хата какая-то. В шкафах не единой тряпки. Посуды нигде нет, даж на кухне. В холодильнике пусто, не хавчика, не бухла не дохлой мыши. Только балкон цветами заставлен.
- Какими цветами?
- А хрен его знает. В горшочках. И утюга нигде нет… Чё делать-то?
- Сейчас разберемся. Слышь, Флорист, что у тебя тут происходит вообще?
- Ну как вам сказать, ребята… - вздохнул Гранцуль, снимая очки с длинного носа - Сейчас у меня происходит обед.

Тело флориста изогнулось, кожа приобрела сероватый цвет с вкраплением ярко зеленого пигмента. Сам он раздался вширь, от непонятно откуда наросшей на тело мускулатуры бельевая веревка лопнула, будто прогнившие нитки. Зверюга бросилась на людей. Пара вскриков. Чавканье. Треск костей и довольное урчание.

Часа через четыре все тот же задохлый очкарик стоял на балконе, смотрел на дорогу, проходящую под окнами квартиры, нюхал цветы. Ему нравилась эта планета. Тут даже охотится не надо было, пища сама к тебе приходила, главное нужно было правильно «прикормить». Одного он не как не мог понять… Почему все упорно искали какой-то там «Утюг»?
«Впрочем, всё это неважно» - решил про себя Гранцуль – «Обед прошел, нужно готовиться к ужину».
Он долго всматривался в поток проезжающих мимо машин. Наконец, подметив машинку «понавороченней» с криком «** вашу мать! Разъездились тут, *?%арасы! Поспать человеку не дадут!» прицельно отправил в лобовое стекло горшочек с бегонией…

В дверь неистово заколотили.

© Thor
 
ЛОШАДИНОЕ КЛАДБИЩЕ
Произошла эта история ровно два года назад, в такой же мокрый, октябрьский день, как и сегодня.
Жил-был фермер, да он и сейчас неплохо живет. Живет и с утра до вечера пашет на своей ферме в трех часах езды от Перми. Немного лошадей, чуть-чуть коров и очень много беспородных собак, чтобы было кому болтаться под ногами и гавкать.
По трассе ехали весело разукрашенные фургоны, но их игривая раскраска совсем не добавляла в осенний пейзаж ни капли радости. Да оно и понятно, ведь это был передвижной цирк. Цирк свернул с дороги и стал пробираться в сторону фермы.
Собаки посовещавшись, решили позвать хозяина и его трактор.
Хозяин приехал.

- Добрый день, извините, вы не продадите нам немного сена, морковки, там, капусты, в общем, что у вас есть. Все бы пригодилось. А то у нас животные голодные, боимся, что не все доедут.
Фермер ответил, мол, отчего же не продать, уточнил объемы и назвал вполне божескую цену.
Циркачи помялись, переглянулись и ответили, что денег у них раз в десять меньше. Так получилось.

Фермер наморщил лоб, попрощался с людьми искусства и полез обратно на свой трактор.
Но испуганные циркачи взяли трактор в плен, упали на колени и стали умолять, продать хоть сколько-нибудь кормежки.
Когда дядька опять слез с трактора и заглянул в веселые цирковые фургоны, он онемел от ужаса и злости.
Звери были настолько худые и немощные, что сразу не было понятно – кто лошади, кто верблюды, кто ослик, а кто коза? Ведь по скелетам обтянутым кожей - это определить довольно трудно.
Мужик от души обругал матом безответственных животных и просто так, без денег отдал им целую кучу корма.
Чтоб накормили своих несчастных зверей, а на оставшиеся деньги купили чего-нибудь потом, когда опять кончится еда.
- Это ж какими нужно быть животными, мать - перемать, чтобы довести зверей до такого состояния?!!
И все в таком же духе.
Циркачи долго благодарили, кто-то даже прослезился, а потом один спросил:

- Простите, за наглость, вы и так нам безмерно помогли, а нельзя ли у вас на полчасика лопату попросить?
- Это еще зачем?
- Да, беда у нас, суточный жеребенок концы отдал. Только вчера родился. Так и не встал. Больной весь был, не дышал почти, даже пить не смог. Да там и мама его на грани, ну, вы сами видели. Хорошо, что хоть жива пока.
- Артисты, бляха-муха! Вот там, у сарайки возьмите, только верните.
- Конечно, конечно. А, скажите, где бы нам тут можно его похоронить?
- Сука! Вы меня радуете все больше и больше! Ну, вон там, через дорогу перейдете, отступите к лесу хоть десять метров и там закопайте, только не лишь бы кое-как, а поглубже, на два штыка.
- Большое спасибо! Мы быстро и скоро уедем.

Прошло часа полтора и фермер издалека увидел, что циркачи яму вроде выкопали, но что-то там не поделили и стали ругаться.
Наконец один из них принес лопату и отводя глаза в сторону, сказал:

- Простите, ради бога, но, тут такое дело. Мы заметили, что оно еще дишит. Лопатой его добивать не будешь ведь, да и живьем закапывать, как-то тоже не выход. Можно вас попросить? Простите за наглость. А вы не могли бы его потом прикопать, а то ведь неизвестно сколько он будет концы отдавать? Может час, а может и до вечера подышит. А нам ехать нужно, у нас график. А?
- Афигеть! Цирк уехал, а клоуны остались! Ну откуда вы на мою голову? Ладно, езжайте чтобы я вас больше тут не видел. Похороню вашего.
Циркачи рассыпались в благодарностях, дали по газам и исчезли.
Фермер пришел к вырытой могиле, посмотрел на несчастного жеребеночка и сам не понял – дышит он, или уже… а, нет, вроде глаз дернулся.
Пошел мерзкий дождь, у могилы под таким долго торчать не весело.
Хотел пойти домой, но жалко стало бедолагу, ведь умирать одному в яме, да еще и под дождем, где-то под Пермью...
Пришлось идти в сарай за тачкой.
Сходил, вернулся, вытащил несчастного из могилы, загрузил и отвез умирать под навес.

Прошло два года и я со своей съемочной группой случайно заехал на эту ферму, чтобы попросить снять лошадь с телегой, если есть в хозяйстве.
Фермер с удовольствием помог. Он запряг для нас своего любимца, которого, обычно никогда не запрягал в повозку. Любимец вообще не работает конем, скорее он выполняет декоративную роль игривого котика. Пятисоткилограммового такого котика по кличке Клоун. Ну, еще бы, если вы ночей не спали, выкормили его из соски, потратили на ветеринаров и лекарства столько, сколько стоят два коня, то пахать вы на таком котике точно не станете. Выглядит Клоун, как плюшевый пони, но пони размером с огромного Владимирского тяжеловоза, только ножки покороче.
Как же мне хотелось его затискать. Хотя, чего греха таить, я его и затискал слегка.
Но больше всех, Клоун поразил нашего звукооператора. Никогда раньше он не встречал коня, который бы абсолютно не боялся мохнатого микрофона на длинной палке…
 
Десант.
Хорошие хлопцы, крепкие, классные, умелые, вообще без вопросов, красавцы. Реально молодцы.
А спецназ... Там вообще запредельно. Ррраз - и ушли, пришли через 3 дня, спокойные, чуть уставшие. А сепары там уже кого то хоронят. Ну красота же.

Морпех.
Чёрные полосы, пронзительные, как море, люди, даааа, это море, детка, а от моря мы никуда, это наше море, наше, а мы - его, без вариантов, до конца, так?

Арта - это вообще.
Это что то божественное, запредельно-властное. Это молот Тора, лавина огня, дрожь земли. Арта наша - спасение и надежда на ответку.

Авиация.
Тут все просто. Ужас, падающий с неба. 14 секунд - и роты нет. Это молнии Зевса, родные мои, это божественное "этих - нахер" и наше "только не по нам, только не по нам..."

Танки. Это зверь, зверюга, это стая злющих сильных ящеров, опасных и быстрых. Это карающие десницы в темпе 8-ми выстрелов в минуту. Это то, на пути чего не хочется стоять совсем.

Но.
Но я расскажу вам про пехоту.
Пехота, друзья мои, это такой специально обученный класс людей, которым а) не нашлось места среди перечисленных родов войск и б) они этим страшенно гордятся.
Пехота - это то, что зубами держится за тысячу семьсот метров ответственности, пехота - это когда их фигачат артой четыре недели, а они вылазят из блиндажа "скучно, блин, давай антенну починим?", пехота это ботинки, подымающие облачка пыли, вдруг ночью делают шаг вперёд, небольшой, на километр-два, отрабатывают бк и шагают обратно.
Пехота - это уставшие глаза, смотрящие в полумертвый тепловизор, пехота - это каждый день отвечать за линию " свои - не свои, но будут", пехота - это когда старшина-вещевик люто садит из СПГ, а лейтенант чинит под обстрелом интернет, так как "мои волноваться будут".
Пехота - это... Это пехота. Никаких божественных аналогий. Просто - это Стикс, преграда между живыми и пока-еще-живыми, стена, которая должна принимать в себя все пули с той стороны, чтоб не долетели до мирных.
Когда нибудь кто то из них подойдёт к воротам, таким огромным, позолоченным, чистым, и Пётр спросит его: " Грешен?"
- Грешен - ответит человек в грязной форме. - В людей стрелял, водку пил, полгода в АТО, агээсник.
А... - скажет апостол. - Ясно.. Тебе туда, наверх. К своим. За статуями и арфами направо, там увидишь. Второй блиндаж заселяйся, там ещё бэха раз**банная стоит, ну ты найдешь...

(с) Martin Brest
 
Собака судьбы

Хорошая вещь Скайп, нахожу друзей, с которыми не виделась давным-давно. Вот нашелся некто Миша, когда-то он был душей компании, но рано женился, пошли дети, и он выпал из нашего круга. И вдруг нашелся, и в числе всего прочего рассказал такую историю.

Все у меня шло хорошо, жена досталась просто на зависть, трое детей-погодков только в радость, бизнес развивался в таком темпе, чтобы жить с него было можно, а внимания к себе не привлекал ни со стороны налоговой, ни со стороны братков. Словом, счастье и пруха полные. Сначала аж не верилось, потом привык и думал, что всегда так и будет. А на двадцатом году появилась в жизни трещина. Началось со старшего сына.

Меня родители воспитывали строго, и как подрос, наказывали по сторонам членом не размахивать, а выбрать хорошую девушку по душе, жениться и строить семью. Я так и сделал и ни разу не пожалел. И детей своих этому учил. Только то ли времена изменились, то ли девушки другие пошли, но не может сын такой девушки отыскать, чтобы смотрела ему в глаза, а не ниже пояса, то есть в кошелек или в трусы. И деньги есть, и образование получает, и внешностью Бог не обидел, а все какая-то грязь на него вешается. И мается парень, и мы за него переживаем, словом, невесело стало в доме.

Дальше - хуже. Заболела теща, положили в больницу, там она через неделю и умерла. Отплакали, отрыдались. Тесть остался один, не справляется. А родители жены попались просто золотые люди, между своими и ее родителями никогда разницу не делал. Забираем тестя к себе, благо место есть. Жена довольна, дети счастливы, ему спокойнее. Все бы хорошо, НО!

У тещи был пес, то ли черный терьер, то ли ризен, то ли просто черный лохматый урод. Забрали и его, себе на горе. Все грызет, детей прикусывает, на меня огрызается, гадит, гулять его надо выводить вдвоем, как на распорке. Вызывал кинологов, денег давал без счету чтоб научили, как с ним обходиться, без толку. Говорят, проще усыпить. Тут тесть решил, что когда собачка умрет, тогда и ему пора. Оставили до очередного раза. Дети ходят летом в джинсах, с длинными рукавами: покусы от меня прячут, жалеют дедушку. К осени совсем кранты пришли, озверел, грызет на себе шкуру, воет. Оказывается, его еще и надо триминговать. Объехали все салоны, нигде таких злобных не берут. Наконец, знающие люди натакали на одного мастера, который возьмется. Позвонили, назначили время: 7 утра. Привожу. Затаскиваю. Кобель рвется, как бешеный. Выходит молоденькая девчушка крошечных размеров. Так и так, говорю, любые деньги, хоть под наркозом (а сам думаю, чтоб он сдох под этим наркозом, сил уже нет). Берет она у меня из рук поводок, велит прийти ровно без десяти десять, и преспокойно уводит его.

Прихожу как велено. Смотрю, эта девчушка выстригает шерсть между пальцами у шикарного собакера. Тот стоит на столе, стоит прямо, гордо, не шевелясь, как лейтенант на параде, во рту у него резиновый оранжевый мячик. Я аж загляделся. Только когда он на меня глаз скосил, тогда я понял, что это и есть мой кобель.
А эта пигалица мне и говорит:
- Хорошо, что Вы вовремя пришли, я вам покажу, как ему надо чистить зубы и укорачивать когти.
Тут я не выдержал, какие зубы! Рассказал ей всю историю, как есть. Она подумала и говорит:
- Вы, говорит, должны вникнуть в его положение. Вам-то известно, что его хозяйка умерла, а ему нет. В его понимании вы его из дома украли в отсутствии хозяйки и насильно удерживаете. Тем более, что дедушка тоже расстраивается. И раз он убежать не может, то он старается сделать все, чтобы вы его из дома выкинули. Поговорите с ним по-мужски, объясните, успокойте.
Загрузил я кобеля в машину, поехал прямиком в старый тещин дом. Открыл, там пусто, пахнет нежилым. Рассказал ему все, показал. Пес слушал. Не верил, но не огрызался. Повез его на кладбище, показал могилку. Тут подтянулся тещин сосед, своих навещал. Открыли пузырь, помянули, псу предложили, опять разговорились. И вдруг он ПОНЯЛ! Морду свою задрал и завыл, потом лег около памятника и долго лежал, морду под лапы затолкал. Я его не торопил. Когда он сам поднялся, тогда и пошли к машине. Домашние пса не узнали, а узнали, так сразу и не поверили. Рассказал, как меня стригалиха надоумила, и что из этого вышло. Сын дослушать не успел, хватает куртку, ключи от машины, просит стригалихин адрес.
- Зачем тебе, спрашиваю.
- Папа, я на ней женюсь.
- Совсем тронулся, говорю. Ты ее даже не видел. Может, она тебе и не пара.
- Папа, если она прониклась положением собаки, то неужели меня не поймет?
Короче, через три месяца они и поженились. Сейчас подрастают трое внуков. А пес? Верный, спокойный, послушный, невероятно умный пожилой пес помогает их нянчить. Они ему и чистят зубы по вечерам.

© Маймунка Патриция
 
Назад
Сверху Снизу