• Zero tolerance mode in effect!

Поэзия

Какого, спрашивается, хроноса
мы все тут ждём на пороге вечности?!
Мир разделён на простые полосы,
на белых – будет любовь просвечивать.
Чего нам стоит – шагнуть на чистое,
смотреть, как свет наполняет комнаты?
Пока я делаю шаг, молчи со мной,
мы все хотим получить искомое.
Такая точная арифметика,
такая правильная пропорция,
бутоны цветика-семицветика
не распускаются здесь без солнца!....
но… давай представим, что время кончилось..
часы разбиты... бумаги скомканы...
мы столько вместе на чёрном корчились,
теперь пора выходить из комнаты!
Давай оспорим законы физики –
подвергнем критике притяжение.
Пока мы рядом, такие близкие,
давай искриться от напряжения!
Не будет ветра – не будет паруса!
солёный воздух.. дорога водная..
Какого, спрашивается, хаоса
нам не хватало, чтоб стать свободными?!

Кот Басё
 
Званый гость

Мы с одноклассником Серёжей не виделись 40 лет.
Двенадцать лет назад списались по "мылу" и он пригласил к себе в Израиль.
Я подивился такой простоте и честно предупредил:

Я буду хвастаться чудовищным развратом
И походя ругаться матом.

Всегда небрит, нечёсан, в поте, в пене,
Всегда ответствую то "клёво", то "ништяк".
А в книжках буду ставить "нотабене"
Чернилами, без смысла, просто так.

На мониторе, том, что подороже,
Я стеклорезом нарисую рожу.

А вечером, во время речи Нетаньяху,
Я буду ёрничать, при внуках рвать рубаху.

А в день религиозный самый
Я буду, издеваясь, кушать сало.

А в день субботы, чтобы уж до кучи,
Я пол покрашу краскою вонючей.

Когда меня особо осенит,
Соседям расскажу, что ты - антисемит.

Из рюмок из чужих я буду пить нахально.
И в коридоре завалюсь диагонально.

Со мной ты прослывёшь до самых до окраин.
Едрёна вошь, посовещайся с Раей.
 
Негев

Валерию Лисицыну

День первый

А хорошо по каменной Негев
Пройти бросковым силовым маршрутом!
И если варианты наравне,
Брать выше, потому что круто.

Вот три часа размеренной ходьбы.
Грудь дышит. По бедру онемевают ноги.
Повсюду камень будет, есть и был,
Он не печатает следы,
Он говорит: подбей итоги.
На полчаса один глоток воды.

Вот стенка. Поиграемся в пристенок.
По осыпи сползаю вкось.
Ну, ободрался. Заодно прижглось.
Ни одного целебного растенья,
Ни хоть бы выжженная ость.
Горячая Негев.
Вниз камень полетел, два раза щёлкнул.
И солнце по ободранной ноге
Дерёт одёжной щёткой.

Пока баланс.
Она - хоть страшная - лежит,
А я - хоть хилый - продвигаюсь.
Парнас - такой же мёртвый пласт?
На камень сплюнул и услышал пшик.
Скала - как пень. Скала - как парус.

В периметре все прелести пейзажа:
Склон розовый, а тени фиолетовы.
Но есть Негев. Но нет травы.
День сам себя сжигает заживо,
Тень выросла и стала саженью
От лёгкой мглы до пятен цветовых.

На горизонте солнцу твёрдо,
Не усидело, провалилось враз.
И синее сияющее вёдро
Явилось безразмерной чёрной мордой,
Уставившейся искрами из глаз.
Смотреть вот так же, не мигая, не могу
И выпиваю коньяку.

День второй

А хорошо под вечер, если выпадет пасьянс,
Надёжно дошагать к друзьям.
Сказать, как водится: "Я сделал это!
И напишу про это два сонета!
Всё было классно!
Да!"
И достаётся из багажника вода
И пиво, и мозольный пластырь...

Проснулся с ощущеньем недобра.
И точно: над Негев "шараф".
Так говорят, когда с утра
Приходит из Аравии жара,
На небо наволакивает плесень,
И даль мутна из-за песчаной взвеси.

На камне кружка закипает от луча.
Сижу, пью чай.

Играю камешком, похожим на слюду,
И понимаю: не дойду.

Бросаю всё, что есть, в мешок.
Встал и пошёл.

Считайте, что уже сказал,
Как "пот мне заливал глаза",
Как "не хватало воздуха дышать",
"С трудом давался каждый шаг",
Как "сердце вырывалось из ребра"...
Et cetera, et cetera.

На запад тянется гряда.
Вот эти камни положили ещё боги,
С тех пор они лежат всегда.
На камень излучается звезда.
Вселенная как есть - до биологии.

Глаз некуда девать.
Смотреть под ноги как-то глупо,
А всё вокруг - под цвет горохового супа,
И нечем в этот суп плевать.
Я делаюсь всё ниже, ниже,
И занижаюсь в каменную жижу.

Хотел потрогать глаз - в глазнице пустота.
И субъективно наступает темнота.
Так что дальнейшее я вижу сверху,
Как из кулис глядят в прореху
За сценою висящего холста.

Негев с небес - бугристый пляж.
На плоскости ползёт мураш -
Неведомо куда, невидимо откуда,
Теряя направленье и рассудок.
Я понимаю, что влачусь-то - я.
Есть интерес, но нет сочувствия.

Наутро начал уточнять,
Как полз вдоль мёртвого ручья,
И снизился к сухому руслу.
Тишь смертная. Я оглянулся.
На жёлтых обжигающих камнях
Нет ни следа, ни тени от меня.
 
Опали берега осенние.
Не заплывайте. Это омут.
А летом озеро — спасение
тем, кто тоскуют или тонут.

А летом берега целебные,
как будто шина, надуваются
ольховым светом и серебряным
и тихо в берегах качаются.

Наверное, это микроклимат.
Услышишь, скрипнула калитка
или колодец журавлиный —
все ожидаешь, что окликнут.

Я здесь и сам живу для отзыва.
И снова сердце разрывается —
дубовый лист, прилипший к озеру,
напоминает Страдивариуса.


Андрей Вознесенский
 
Сосед зашёл

Игорю Николаеву, русскому десантнику, который живёт сейчас в 15-й квартире и зашёл ко мне с двумя бутылками повспоминать.

- ...Мне здорово хотелось пить,
Когда Толян сказал после обеда,
Что надо на Пандшер сходить,
Кого-то пошерстить,
Чего-то поразведать.
Что в полчетвёртого у командирской "дачи"
Керимов разъяснит задачу.

Тут Пашка подошёл. За шахматы уселись с ним...
А в полчетвёртого Керимов разъяснил.
Мы помолчали. Почесали репу.
Но в целом повели себя корректно.
Лишь кто-то бросил фразу:
"Спасибо, что не сразу..."

(Налили, выпили)

Ну, прочая муде на бороде...
Короче, начал собирать эРДе.*
Сначала россыпью, не думая о массе,
Потом набил и цинку, и рожки.
Патронов набирали - жуть.
А набивали: каждый третий - трассер,
А между ними - не скажу.
Ну, в общем, человека - на клочки.

(Налили, выпили)

Алёха был, "Ала-амбал",
Он сколько жил, ножи метал.
Мы в карты, он, засранец, упражняется.
Он метров с двадцати свободно попадал
Хошь в горло, хошь по яйцам.

А Валька - просто ультра-си.
На кулаке татуировочка "ОтВали".
Не целясь, в челюсть так вносил,
Что бошки просто отлетали.

Валерка, погремуха "Сокол", -
С учебки с ним, кровать в кровать -
Он если оставался прикрывать,
Ни одного раненья сзади или сбоку.

(Налили, выпили)

Нет, ты пойми критерий!
Ребята эти... Где они? Потери...

(Дыханье пресеклось.
Глазами поморгал.
Сдержался)

Теперь не то чтобы привык...
Но ты подумай сам-то:
Мы ж - гордость,
Мы ж - краса...
Мы - самый клык
Советского десанта.

(Налили, выпили стоя.
Он замолчал, как бы упёршись в твердь.
Он задышал, как бы ныряя в омут)

Запомни на сейчас и впредь:
Вот я перед тобой. Я - смерть.
Тебе. Себе. Ему. Любому.

* РД - ранец десантника
 
Доска

На тротуаре через лужу лежала доска.
Лежала и лежала. Кто шёл по ней, кто обходил.
- Доска, - подумал плотник.
- Доска, - подумал эквилибрист.
- Доска, - подумал учитель.
- Доска, - подумал сноубордист.
- Доска, - подумал иконописец.
- Доска, - подумал повар.
- Доска, - подумал истопник.
- Доска, - подумал гробовщик.
- Доска, - подумал ловелас.
- Тоска, - подумал поэт.
 
Пятиптих "Прекрасная дама"

Огромный белый свет.
Внизу зелёный луг постелен.
А в вышине, а в синеве
Порхает и щебечет Эля.

***

Картина эта мне мила и весела:
На веточке сирень душистая висела.
И на цветки с жужжаньем, из села
По делу пролетая, села Элла.

***

Медлительно, вальяжно, тяжело
Из скрученных колец вытягивая тело,
Вползла, как в душу, в круглое дупло
Такая гладкая, с узором, Элла.

***

Какой счастливый благостный покой.
Ещё светло. От леса тянет прелым...
И вдруг над прудом с замершей водой
Вспрыгнула и сверкнула Элла.

***

В пушистых лапках и с горящим глазом,
С когтём, скребущим, как наждак,
С торчащими усами, словно стрелы,
Ты спину выгнула и хвост свой разогнула,
И - разом
Сиганула
На чердак.
Ну что тут скажешь? Ай да Элла!
 
  • Like
Реакции: nt00
Любовь XXI

Меня душило одеяло,
И по плечам чесалась сыпь.
А ты мне на ухо шептала:
"Пройдёт, родименький, не ссы."
 
Вспоминая Израиль

Вот наблюденье из-за барной стойки:
Здесь пальмы перемешаны с деревьями.
Евреев же вокруг гуляет столько,
Что они уже не выглядят евреями.
 
Гастарбайтер


Ну, в Греции зима - что наше лето.
Атланту наплели про вахтовый, мол, метод,
И он приехал совершенно неодетый,
За исключеньем своего фигового листа,
Нам небо подержать от сентября до августа.

Вот листья облетели в темпе вальса.
Декабрь выдался и больше не вдавался.
Атлант примёрз, привык, да и остался.
Фиговый лист давно дождями смыт.
Атлант уже не ждёт весны.
 
  • Like
Реакции: nt00
Пиратская романтика

Счастливый 21-й абордаж!
Как черти мы рвались вперёд.
Я бросил тело на фальшборт.
Был обречён нагруженный "торгаш" -
С его охраной выстоять слабо.

Сын губернатора хотел меня пугнуть:
Шпажонку выставил, но не решался ткнуть.
На пальце я увидел бриллиант.
Оставь надежду, недозрелый дуэлянт!
Я левою отвёл ненужную вещицу,
И топором перерубил ключицу,
И сразу горло полоснул ножом.
Не прыгай, мальчик, на рожон.
А он, пока я палец отрезал,
Никак не закрывал глаза...

...На баке пили ром.
Он захотел представить Вельзевула.
Свалился за борт. Кто-то бросил шкот.
(Был штиль, и было небо позолочено)
Метнулась снизу светлая акула
И выжрала живот
До позвоночника.
 
  • Like
Реакции: nt00
Про Джипа, пса собачьего

Меня кормили все и всем.
Лишь только стоило по-правильному пискнуть
И ровно сесть, как тут же ем
Хрустящий хрящик, шкурку от сосиски,
Кусочек маленький дор-блю…
Но всё же, наклонясь над миской,
Я больше всех хозяина люблю.

Он очень верно чешет брюхо мне,
Непревзойдённо пожимает морду.
Я начинаю чувствовать породу,
Брыкаюсь, лёжа на спине.
Конечно, он как солнце – не без пятен,
Но даже дым хозяина мне сладок и приятен.

А только выведу хозяина гулять я,
Я забываю и его, и семью.
Я предаюсь свободе и веселью.
Я нюхаю следы собратьев.

Вот это – забияка подворотный;
Пёс так себе, но запах благородный.
А этот? Юноша, и опыта не густо.
А тут? Вчерашнее, но сколько вольнодумства!

А! Это ты нагадил поутру
На месте на моём обжитом!
При первом случае я пасть тебе порву,
Не будь я Джипом!

И я сбежал, я смылся, я свалил
К знакомым псам и всяким.
Как хорошо, когда вокруг свои –
Собаки.
 
Зубы

Цветущий возраст был и убыл.
С ним вместе убыли и зубы.
Чтоб кушать, улыбаться, речь блюсти,
Я приобрёл вставные челюсти.

Вот как-то, отходя ко сну,
Я зубы вынул, сполоснул
И рядом с мойкой положил на стол.
На кухню Джип зашёл, вертя хвостом.

Рост позволял увидеть зубы хорошо.
Джип выпадает в шок.
Любого потрясёт такая вот фигня,
Что зубы скалятся отдельно от меня.

Я понял это состоянье "жести":
В его глазах я надругался над крестом!
Я попросту лишился чести!
Я партбилет цинично выложил на стол!

Всю ночь перед собачьими глазами
Маячил страшный приговор:
Отныне все хозяина кусают,
А он не может никого.

Наутро, измочаленный отчаяньем,
Не шёл гулять и всё смотрел мне в рот.
Ощерился я всеми челюстями -
Джип завилял хвостом и побежал вперёд.
 
На Гончих Псах

Вам кажется, на Гончих Псах бардак:
Псы носятся и скачут, пасть раззявив?
А вот не так.
Вот шиш!
Там псы лежат. Там тишь.
Там ждут и ждут, и ждут хозяев.

И в скорбной дали холмиков собачьих,
Чуть-чуть отдельно (он не мог иначе),
Так удлинённо, плоско так лежит
Мой Джип.

- Джипка!

Он вскинулся и встал на лапы.
И подошёл, и морду опустил.
Потом уткнулся мне в колени.
Я наклонился по глаза - он плакал.
Вот это - выше сил.
Две тени.

Я потрепал его нетёплую нешерсть
И сделал вид, что дал поесть.
А он хвостом по пустоте постукал
И поднял на меня глаза.
Потом бесплотным языком лизал
Воображаемую руку.

...Он впереди, я позади.
Бежим, вокруг себя глядим.
И что-то недоступное для глаза и для слуха
Джип на бегу прилежно нюхал,
Но, кажется, не сознавал,
На что он лапу поднимал.

И в нашем беге бесконечном,
Что будет продолжаться вечно,
Нам открывались те миры,
Которых вам не видеть до поры.
 
Тум-балалайка
(просто на мелодию, не перевод, не переделка)

Тихий, пронизанный солнышком вечер.
Рядом с дорогой бежит ручеёк.
С сумкой заплечной шагом беспечным
Торной тропою шёл паренёк.

Девушка шла из оливковой рощи,
В тёплой пыли оставляя следы.
Ветер полощет кругло и площе
Лёгкое платье цвета слюды.

На перекрёстке они повстречались,
Взглядом друг друга коснувшись слегка.
Смутились очами и промолчали,
И разошлись, от заката - в закат.

Снов не видали они этой ночью.
Каждый смотрел в чёрный свой потолок.
Так беспорочно, нежно и прочно -
Только однажды и только врасплох.
 
Посвящается подплаву

Уходим под воду
в нейтральной воде.

Владимир Высоцкий
Глава 1
АТАКА

Мой залп ушёл, и я подвсплыл.
Старпом добрал балласта. Мы зависли.
На траектории смертельные послы
Уже цепляли цели линзой,
Минута - и мостов оплавятся мослы,
Сметутся небоскрёбов призмы...
Как говорится, «иже» вам и «присно».

...План был обширный и простой.
Генштаб назначил флотские ученья,
Где каждый показал, что стоил:
Стрелял, бомбил, гонялся за треской...
Акустика визжала нам в обеспеченье.

А в это время наши два макета
Стояли мирно у причала.
И всё, что надо, было в них нагрето,
И всё, что надо, штатно излучало.
Их спутники фиксировали это.

А мы, как водится, под самый под сочельник
Бесшумно, медленно, почти что бездыханно
Ушли под слой холодного теченья
И растворились в водах океана.

Задание — других не лучше и не хуже:
Пройти полшарика, себя не обнаружив,
До точки, где никто из нас не лазал.
Оттуда доложить и ждать приказа.

Мы пробирались к Антарктиде
По линии раздела дат.
Ни белый свет меня, ни я его не видел.
И океан, наш древний прародитель,
Хранил в скорлупку запечатанных ребят.

Лишь бледная морская тварь
Смотрела неподвижным круглым глазом,
Как нечто чёрное длины несообразной
Противно всем законам естества
Явилось, длилось и исчезло разом.

В холодных водах взяли курс на запад.
Я знал: мы нападём внезапно.
Они закрыли полюс перехватом -
Мы будем бить по ним через экватор.
Мы — методично и нахрапом,
И тихой сапой или на арапа,
И с сатанинской хитростью от Янгеля* до вуду...
Я выполню задачу. Гадом буду.

В Атлантику мы вышли с юга
И взяли курс на север вдоль хребта.
За вахтой вахта следовала кругом.
Мы все почти возненавидели друг друга
На тренировках течей и атак.

Короче, на намеченную точку
Я встал по местному в час ночи.
Забросил буй и, подрабатывая малым,
Учитывая снос и направленье ветра,
Завис над пропастью разлома Боде Верде.
Координаты занесли в журналы.

Всё то же над разломом Вознесенья
Должна была проделать лодка Алексея.

И тут меня какой-то морок обволок:
Как будто расступился потолок,
Мне голову наполнил воздух,
И я движеньем танцевальным, грациозным
Оставил пост, покинул корпус
И бельевой, волнистой пластью ската
Всплыл и поплыл вдоль звёзд и вдоль пассата.
Дыша и наслаждаясь оттого,
Что не несу ответ ни за кого.

Но этот скоротечный парадиз
Прервал звонок. Звонил радист.
И ощущенье дежавю: я знал,
Что скажет он: «Зевс» прекратил сигнал».**

А дальше — цепь технологических шагов.
За две минуты слили семь потов.
С отсеков и постов:
«Проверил — подтвердил — готов!..
Проверил — подтвердил — готов!..»
Расписана была, как партитура,
Бикфордовая эта процедура...

Я, Александр Зимин,
командир советского подводного
стратегического ракетного крейсера «Ростов»,
жизнью и честью отвечающий за страну,
сказал команду «Товсь!»,
сказал команду «Пуск!».

* Янгель М.К. - Генеральный конструктор баллистических ракет.
Разработчик тяжёлой ракеты Р-36("Сатана").
** "Зевс" - система сверхдлинноволновой глобальной подводной связи.
Для передачи информации не пригодна. Важен сам факт приёма сигнала.
Прекращение сигнала обязывает командиров АПЛ вскрыть "красный пакет" с указанием дальнейших действий.
 
Глава 2
ПЕПЕЛ

Стратег волну утюжил и бодал.
Вода не спорила и уважала силу.
Она, разжатая передней полусферой,
Из синей становилась серой,
Окатывала чёрные борта
И пеною белёсой уносилась.
Поверхностью лукавилась вода.
Поверхность, впрочем, - вовсе не она:
Темнеющим пузырчатым массивом
Отвесно простиралась глубина.

Припомнилось само собой,
Как врач знакомый, китобой,
Рассказывал, что при перитоните
Он полость промывал забортною водой.
Такая уж подробность. Извините.

И я представил острова без птиц,
Гольфстрим, насыщенный осадками частиц,
Где рыба рыбой обжиралась втрое
И тут же разлагалась рыбьим белокровьем,
Озёра в отвратительных разводах
И хаотичные развалины заводов,
И нашу базу, школу, двор,
И белый чистый снеговой простор...
И снова пустоглазые дома без кровель.

...Уход с атаки — та ещё задача,
Инструкции на восемь серий.
Всё выполнил.
Акустик слушал север.
Сидит без майки, раскорячась,
Потеет широченная спина.
Уже плевать, кто первый начал.
«Ну что там, старшина?» -
«Там, командир, ВОЙНА».

Война. Вой-на. Вой-на. Вой...
Вон там в наушниках, за той спиной
Глубины вспенились шумами.
К едрене Фене и к едрене маме!
Остервенело и фронтально
Державы резались флотами.

Пошёл к ребятам по отсекам
Сказать, что все они герои.
Но внутренне был как-то не настроен
И чувствовал себя себе соседом.
И что-то в воздухе повисло -
По древу растекались мысли...
Кто смотрит в пол, кто чуть левее.
Мне показалось, или впрямь меня жалеют?
Хотелось всем раздать шампунь для тела -
Намыль, помой, опять намыль -
На лицах и в глазах осела
Тончайшего помола серенькая пыль.

Я говорил, что дома ждёт работа,
Что спишемся на берег — не до флота,
Что мы теперь — пожизненные братья...
А что ещё им мог сказать я?
И верили: раз сотворил «о боже мой»,
То лодку должен привести домой...
 
Глава 3
ВРАГ

Спиной к войне направился на юг.
Всё как на практике: ходи да изучай приборы.
Матросам ананасы выдают.
Кок что-то спрашивал про творог.
Старпому 35 - откупорили брют.

Под килем банки, котловины, желоба.
Всплывал под перископ, сверяли звёзды, шли.
Забудем атом: трёхмачтовый барк
Бушпритом тычет в краешек Земли...

В глубинах тишина, лишь иногда
щеглами щёлкали китовые стада.
Вдруг: «Есть контакт! Гражданские винты.
В насадках. Два винта,» - «Под перископ!»
Ого! То ни гроша, то вдруг алтын:

Спасатель океанский жёлто-синий -
Глазам не верю - тянет на тросу "лося".*
(714, "Норфолк", Саражжен командиром)
Весь силуэт, обтянутый резиной,
Разложен в окуляре по осям.
Скажите «чиииз». «Второй торпедный! Товсь!"
Однако этот тир противен.

Враг жалок. Дифферент на нос,
На треть сухие лопасти винта.
На палубе в жилетах два матроса
И три спасательных плота.
Вот так и мне однажды довелось...

«Отставить «Товсь»! Всплываем!
Поднять флаг государственный и Флота!
Оповестить: «Торпедная стрельба!»
Буксиру: «Хода не менять. В эфир не выходить».
Лосю: «Пусть примут капитана Зимина».

Зараза-шлюпка завелась не сразу.
Со мною штурман, особист и четверо спецназа,
Поправив китель и наган,
Рванули в логово врага.

У них на огражденье выполз флаг,
Плеснул и сразу же ослаб.
Шарнирно развернулся трап.
Спецназ взбегает по рифлёным плоскостям.
Честь флагу — честь «гостям».

Без паузы: «Пройдёмте вниз» и лезу в люк.
Гебешника и штурмана — на связь и коды.
В отсеках слышно, как откачивают воду.
Спиною взгляды на себе ловлю
Далёкие от «Ай лав ю».

Каюта капитана. Сели с глазу на глаз.
«Сигару?» - «Нет» (я несколько снижаю наглость,
Но не раскашляться же мне теперь).
Я закрываю дверь.

* «Лось» - (жарг.) американская ударная АПЛ класса «Лос-Анжелес».
 
Глава 4
РАЗГОВОР

Он должен был топить меня и Алексея
В проходах у хребта Уэст-Скоша
Южнее Огненной Земли.
Об этом и подумать тошно.
Мы там не шли, однако же могли.

А он словил всплывающую мину -
Скорей всего, от Аргентины -
Привет недавнего Фолклендского конфликта.
Мог стать героем, да вот фиг-то.
Чудовищный нефарт.

Сейчас идут на Байя-Бланка.
Я обнадёжил: мол, дойдёте.
Ответно расспросил об их Четвёртом флоте.*
Большая польза от подранка!

А далее
Мы полтора часа сопоставляли данные.
В итоге эта распечатка (на английском):

« Кочемасов топил Барбея. Клери топил Глотова. Лазарев топил Эберле.
Фицтеллер топил Белогрива. Поваляев топил Конноли. Эйнсворт топил Шепеля.
Казымов топил Смоута и Дюбо. Стрингхем топил Казымова. Баребин топил Фицтеллера.
Чич топил Лазарева и Мартемьянова. Чернов топил Клери. Винслоу топил Кочемасова»

Для вдов — с примерным указанием квадратов.

Честь флагу. Шлюпке честь.

*На настоящий момент и в дальнейшем, огибая Южную Америку вплоть до экватора,
АПЛ будет проходить зону ответственности Четвёртого флота США.
 
Глава 5
ДОМОЙ

На юг! На юг! Вдоль побережья Аргентины.
Первоисточник танго. Триста миль.
Пампасы, мериносы, куртки из ратина...
«Радист, ты музыкальным фоном истомил.
Пошарь-ка музыку в эфире.»

Но всюду скрипки, хор и слёзы «Лакримозы».
На длинных, на коротких — Моцарт, Моцарт.
Не ожидал! Вот так, по всем волнам...
Но — по кому? По ним? По нам?

Мысль странная пришла, сдвигая времена:
А может, это я, мальчишка-лейтенант
В своей морской парадной форме
И был тот самый «чёрный человек»?
И мне уже который век?

Но замполиту: «Оцените, как
Сменились музыкальные пристрастья Аргентины.
И осветите экипажу этот факт
С позиций правильных, партийных.»

В проливе Дрейка шторм — не приведи господь!
А мы на глубине крутили фильмы,
Где д'Артаньян пел про свою Гасконь
И Глеб Жеглов был обаятельным и сильным.

У них прошло пять залпов. Наших — два.
Про шахтных мы с Саражженом не знали...

А чуть погода — мы всплывали
Проветриться и ощутить великий Океан.

Нас уводила в золотое никуда
Необозримо плоская вода.
Ночами звёздам вторили поля планктона,
А днём мерещились киношные атоллы,
Где зыркают коричневые очи,
И девки все роскошны и охочи.

Хватало и без девок тем:
По курсу пара кашалотов предавалась браку,
Друг друга восхищая чёрным лаком
Своих божественно сложённых тел.
На них смотрел матрос и млел.

Мы шли тылами без малейших признаков войны,
И океан нам не доказывал вины.
Он жил своей просторной рыбной жизнью.
И я бы согласился, окажись в ней,
Простым марлином выходить из глубины...

Пройдя экватор, я ушёл на полтораста метров.
Храня опасливость и осторожность смертных,
В любой момент готовый к схватке,
Пошёл к Камчатке.

Осталось десять дней.

Четыре.

Завтра.
 
Назад
Сверху Снизу